— Господа, прошу вас — без скандала… Вадим Аркадьевич, вы мне очень нужны: пройдите в боскетную! Сергей Яковлевич, а вы лишку выпили… Нельзя же так, господа!
Полковник провел Мышецкого в читальную комнату, где не было ни души. Бережно усадил князя на диванчик, откупорил перед ним бутылку зельтерской, выгнал из бокала сонную муху…
— Отдохните, — сказал жандарм. — Я навещу вас…
Между тем Ениколопов прошел в боскетную, со злостью растер в пепельнице окурок. Вынув браунинг из заднего кармана, он переложил его в карман наружный, потом отодвинул защелку на окне, перекинул ноги через подоконник и спрыгнул в сад.
Затрещали раздвигаемые кусты, и перед Ениколоповым выросла массивная фигура Дремлюга.
— Какая приятная встреча, Вадим Аркадьевич! — расцвел в улыбке жандарм. — Куда это вы так спешите?.. Нехорошо, нехорошо! Аристид Карпыч ведь ждет вас…
Ениколопов метнулся к дверям, но Дремлюга уничтожил его словами:
— Нет, нет, Вадим Аркадьевич, окно еще открыто. Если угодно, я вас подсажу…
Униженный донельзя, Ениколопов с руганью влез обратно в окно. Сущев-Ракуса уже поджидал его, сидя за круглым столиком для шахмат, и выговорил с неудовольствием:
— Вадим Аркадьевич, что вы школьничаете? Казалось бы — серьезный человек… Ай-я-яй! Да вот, кстати, оружие — на стол, — тихо, но грозно закончил полковник.
Браунинг тупо ткнулся в шахматную доску. Тогда Аристид Карпович брякнул с ним рядом свой здоровенный «бульдог» медвежьего калибра. Но оружие недолго лежало между ними. Один замах руки — и «бульдог», и браунинг полетели в угол, кувыркаясь по полу.
— Вот так, — сказал жандарм. — Садитесь напротив меня. Будем говорить начистоту, как молочные братья.
Ениколопов сел — он медленно покрывался холодным потом.
— Это не мы убили Влахопулова, — заговорил он первым, не выдержав такой гонки событий.
— А я, голубчик, знаю, что не вы… Но — кто?
— Мы… — затравленно огляделся эсер. — Мы… не мы…
Жандарм раскурил папиросу и дал спичке сгореть до конца:
— Пардон, но кто же это — «вы»?
— Вы, полковник, знаете, что я социалист-революционер.
— Допустим. Так. Дальше.
— Мы, эсеры, все-таки достаточно разумны…
— Да не топчитесь! Дальше.
— И мы не рубим сучья налево и направо…
— Кто убил Влахопулова? — повторил Сущев-Ракуса.
— Только не мы…
Аристид Карпович встал, перегнулся через стол и влепил эсеру звонкую пощечину:
— Дворянину тамбовскому — от дворянина виленского!
Ениколопов густо покраснел вспылил.
— Свинья ты! — сказал он. — Свинья… Погоди: еще придет день…
— Верно, — улыбнулся жандарм. — В прошлом году в Чернигове завелась одна свинья, которая провалила боевую организацию эсеров. Я даже знаком с этой свиньей, которую сослали в Уренск под мой надзор… Дальше!
Ениколопов посмотрел в угол, где валялись револьверы.
— Ладно, — вдруг выпрямился он. — Мне их беречь нечего. А вам жрать тоже ведь надобно, я понимаю…
— Дальше!
— Ну и жрите себе на здоровье, — заключил Ениколопов. — Бомбу подкинули ультра…
— Какие?
— Ультраанархисты. Мы программы этой не признаем, и мне их не жалко. Они только путаются под ногами…
— Однако угрозы исходили от вашей уважаемой партии?
— Липа! — ответил Ениколопов. — Мы тоже не дураки, чтобы рвать бомбу под каждым… Что вы так смотрите на меня? — выкрикнул эсер. — Я тоже могу ответить на пощечину!
— Смотрю… верно! А ты здесь зажрался, Вадим Аркадьевич. Неплохо тебе в нашем Уренске… А?
Ениколопов двумя нервными щелчками пальцев убрал под рукава белоснежные манжеты, гремящие от крахмала:
— Слушайте, Аристид Карпович, что вам угодно?
— Давай вываливай, — грубо ответил Сущев-Ракуса. — Я тебя слишком хорошо знаю… Ультра, говоришь? Ну черт с ними, пусть ультраанархисты! Не скажешь — я тебе устрою барскую жизнь.
— Бездоказательно, — огрызнулся Ениколопов…
— Что? — засмеялся жандарм. — Ты не финти… Отправлю вот прямо из этой комнаты! Топай…
— Не посмеете, — возразил Ениколопов.
Аристид Карпович прижал его своим тяжелым взглядом.
— Слушай! — сказал он. — Я закую тебя в кандалы на пять… Нет, даже на четыре звена! Ты пройдешь у меня по этапу до самой Вологды шажками мелкими-мелкими… А в Вологде у меня старый друг, жандармский полковник Уланов, черкну ему словечко — и тебя погонят до Красноярска. А из Красноярска я выпишу тебя обратно в Уренск… Вот будет прогулочка! Заодно посмотришь, чем живет и дышит вольнолюбивая Россия…
— Отстань ты от меня, — не выдержал Ениколопов. — Что тебе надо… сволочь? Чего пристал, голубая шкура?
— Листок бумаги, — велел жандарм. — У тебя найдется?
Врач достал из нагрудного карманчика рецептурную книжицу, вырвал чистый бланк. Швырнул его жандарму.
— Давай, — сказал полковник. — Быстренько… А потом пойдем вместе на поминки и напьемся, как старые добрые свиньи!
— Но я могу быть уверен…
— Да хватит уже! — ответил жандарм. — Что ты гувернантку-то из себя строишь? Будто я тебя не знаю… Или тебе пилу напомнить?
— Но вы обещаете мне…
— Ничего я тебе не обещал и не обещаю! Вот назови сначала бомбистов, а потом проси, что хочешь… Или — в четыре звена, подкандальник в правую ручку, и — пошел по канату!
— Мерзость! — выругался Ениколопов. — Ладно, пиши… Пиши, мне их не жалко. Я не могу разделять их программы… Совсем осатанели! Им бы рвануть сначала тебя, а потом уже Влахопулова. Дураки, молокососы!
— Время не ждет, — торопил жандарм. — Да и выпить хочется. Давай…
— Пиши: Остапчук Герасим, без определенных занятий, проживает в номерах вдовы Супляковой…