На задворках Великой империи. Книга первая: Плевел - Страница 21

— Да что вы мне говорите! — обиделся Влахопулов. — Я же хорошо помню, что мы встречались.

Мышецкий еще раз оглядел губернатора: над томпаковой лысиной вился легкий пух, нос вздернутый, а взгляд — вялый, залитый какой-то мутью (вчера, видно, было пито, и как еще пито — не приведи, господи!).

— Не припомню, Симон Гераклович, — повторил Мышецкий.

— Ну вот! — фыркнул Влахопулов. — Нехорошо забывать старых знакомцев…

Сергей Яковлевич решил уступить — только бы отвязаться.

— А-а, — сказал он, — постойте-ка… Вот теперь, кажется, припоминаю. Вы правы: мы с вами где-то встречались!

— А помните Матильду Экзарховну? — просиял Влахопулов. Мышецкий возмущенно раскинул руки:

— Разве можно забыть эту женщину?

— Огонь! — поддакнул Симон Гераклович.

Ну, теперь можно было переходить к делу, и Мышецкий сразу же начал ковать железо:

— Итак, дорогой Симон Гераклович, я счел своим непременным долгом нанести вам первый визит, чтобы уяснить для себя и сразу же…

— Не-не-не! — заторопился Влахопулов. — Никаких дел на сегодня… Сейчас мы с вами позавтракаем, у меня есть икорка, вчера мне балычок из Астрахани прислали. А шампанское, знаете, какое? «Мум», батенька. Самое удобное винцо: когда язык лыка не вяжет, промычишь только — «м-м-м», и тебе сразу над ухом — хлоп пробочкой!

Мышецкого это не устраивало:

— Благодарю, Симон Гераклович, но я выдерживаю строгую диету… Кстати, каковы были причины, заставившие моего предшественника покончить жизнь самоубийством?

Влахопулов долго таскал что-то пальцами изо рта — тончайше-невидимое, — надо полагать, волос ему на язык попался.

— Слишком истратился покойник, — густо причмокнул он. — Есть тут одна дама в Уренске… по должности своей — «подруга вице-губернатора». Так вот, доложу я вам, не чета даже Матильде Экзарховне… Ну и, конечно, где огонь — там без дыма не бывает!

Мышецкий никак не мог вклиниться в речь Влахопулова, чтобы вывести разговор на нужные темы.

— Но вот сенатор Мясоедов… — начал он.

— Уехал? — перебил его Влахопулов.

— Да, отбывает.

Симон Гераклович, не снимая попугайчика с пальца, начал креститься.

— Ну и слава богу, — вздохнул облегченно. — Кляузный генералишко… А ревизия его — ни одного приличного человека…

— Теперь относительно переселенцев, — снова начал Сергей Яковлевич. — С ними вопрос представляется мне…

— Я перед ними, — резко сказал Влахопулов, — все заставы перекрою. Гнать буду по степи нагайками… Пусть через губернию под землей, как червяки, проползают! Вот они где у меня, голубчики! — И губернатор похлопал себя по затылку, собранному в трехрядку.

Мышецкий призадумался: там, в «Монплезире», об этом человеке с попугаем на пальце очень хорошо отзывался сам император, назвавший его своим старым слугой.

Й, вспомнив об этом, Сергей Яковлевич осторожно капнул елеем на томпаковую лысину своего начальника.

— Знаете, — подольстивил он учтиво, — его императорское величество изволил отзываться о вас в наилучших выражениях!

И вдруг услышал в ответ самодовольное:

— Еще бы! Мы ведь с его батюшкой покойным за одним столом сиживали. Худо-бедно, а я, Черевин да его величество однажды вот как сели с вечера, ящик поставили и… Потом еще в Лугу поехали, медведя из берлоги подняли!

Симон Гераклович замолчал и вдруг выпалил:

— Вы, князь, можете заниматься в губернии чем угодно — не вмешивайте только меня! Я уже половину своих вещей в Петербург отправил…

— Что же так? — удивился Мышецкий.

— Да вот жду… Пора уже и на покой — в сенат. Еще в прошлом году, думал, получу назначение, ан не вышло: какого-то масона, заместо меня, на сенат подсадили!

Сергей Яковлевич передохнул, словно сбросил мешок:

— Я буду очень рад за вас, Симон Гераклович… Конечно, в сенате вы сможете быть полезным более!

— Скоро, — размечтался Влахопулов, — скоро оставлю вас здесь. Разбирайтесь уж сами, как знаете. А потому и не спешите с делами — еще как надоест-то, батенька! Снимайте-ка лучше шпагу да пойдемте к столу. Наверное, уже накрыли…

Рассыпая обещания и благодарности, Сергей Яковлевич с трудом отбился от завтрака и от любезности сомнительных дам, все еще гулявших в саду с собачонкой.

На прощание Мышецкий сказал губернатору:

— Симон Гераклович, я не желал бы служить при том составе чиновников, какой существует ныне в губернии. Как вы отнесетесь к тому, что я широко применю к большинству служащих «третий пункт»?

Влахопулов одобрительно закивал, попугай закивал тоже.

— И разгоняйте! — сказал губернатор. — У меня сердце мягкое, я не мог этого сделать. Умываю руки заранее… Они мне, эти запятые проклятые, знаете, сколько крови испортили?..

Мышецкий откланялся.

Запахнув крылатку, чтобы скрыть блеск мундира, он поудобнее уселся в коляске и смахнул испарину.

— В присутствие, — наказал он кучеру.

Разговор с сановным Мясоедовым, обещавшим поддержку сената, а теперь встреча с этим «попугаем», открыто отпихнувшимся от дел губернии, сразу же укрепили в Мышецком уверенность.

«Господи, — взмолился он, — только бы сенат поскорее забрал Влахопулова под свое зерцало!..»

В губернском правлении, естественно, уже знали о прибытии нового вице-начальника. Сергей Яковлевич наспех посетил свой кабинет, провел пальцем по краю стола, оглядел мутные голые стены. Ни карты, ни картинки — будто казарма.

Секретарь канцелярии Огурцов, весьма потасканный чинуша лет пятидесяти, мигая красными, как у кролика, глазками, молча наблюдал за новым вице-губернатором.